Обвинители Хемфилла ответили также памфлетом, который подтолкнул Франклина сочинить еще один, даже более едкий анонимный ответ, в котором он применил такие слова, как «ханжество и предубеждение», а также «ложь во спасение». В написанной после этого поэме он назвал критиков Хемфилла «Преподобными Ослами».

Это был редкий случай, когда Франклин нарушил правило, созданное для Хунты, — избегать прямых возражений или споров. Случай выглядит еще более странным из-за того, что любые попытки ярого участия в любых спорах о вере он, казалось бы, оставил в прошлом. Вероятно, его негодование по поводу укоренившихся взглядов ханжеских духовных учреждений взяло верх над самообладанием.

Защита для Франклина усложнилась, когда Хемфилла обвинили в незаконном заимствовании текстов проповедей. Тем не менее Франклин остался ему предан, позже объясняя: «Я скорее поддержал бы его хорошие проповеди, составленные другими людьми, а не плохие его собственного сочинения, хоть последние и практиковали наши общеизвестные наставники». В конце концов Хемфилл покинул город, а Франклин навсегда прекратил посещать пресвитерианский приход[133].

Дело Хемфилла послужило эмоциональным толчком движению, известному под названием Великое Пробуждение, которое начало свой ход по Америке. Страстные протестантские традиционалисты, в частности Джонатан Эдвардс, изводили паству духовным неистовством и судорожными беседами, приправляя их историями об адских муках. Как Эдвардс рассказывал своим прихожанам, «грешникам в руках Разгневанного Бога», в знаменитых «кошмарных» проповедях, от вечного осуждения спасала их только необъяснимая милость «Господа, который держит вас над котлом Ада: картина, многим напоминающая человека, держащего паука или другое отвратительное насекомое над огнем».

Сложно представить мироощущение, более далекое от теологических взглядов Франклина. Перед нами Эдвардс и Франклин — два исключительных человека своего времени. Карл Ван Дорен написал о них как о «символах враждующих движений, которые стремились господствовать над своим веком». Эдвардс и Великое Пробуждение пытались вернуть Америке исчезнувшую одухотворенность пуританства, в то время как Франклин пытался привнести ее в эпоху Просвещения, превозносящую толерантность, индивидуальные качества, общественную добродетель, добрые дела и рационализм[134].

Может показаться удивительным и действительно несколько странным то, что Франклин увлекся Джорджем Уайтфилдом, самым популярным странствующим проповедником Великого Пробуждения, который прибыл в Филадельфию в 1739 году. Для этого английского благовестника годы, проведенные в Пемброкском колледже, были не самыми счастливыми. Его «второе рождение» состоялось в методистской церкви, а затем в кальвинизме. Его верность догмам была абсолютно искренней. Он упорно утверждал, что спасение приходит только через милость Господню, но тем не менее активно занимался благотворительностью, а его годичная поездка по Америке помогла ему собрать деньги для приюта в Джорджии. Он добыл больше денег для благотворительных целей, чем какой-либо другой церковник своего времени. Под его опекой находились школы, библиотеки и приюты для неимущих по всей Европе и Америке. Поэтому, вероятно, нет ничего странного в том, что Франклин испытывал к нему расположение, хоть и не принимал его теологических взглядов.

Еженощные религиозные собрания представителей Пробуждения, организованные Уайтфилдом в Филадельфии (к тому времени в самом большом городе Америки с населением в тринадцать тысяч человек), привлекали огромные толпы народу, и Франклин, предчувствуя отличный сюжет, подробно описал эти собрания в «Пенсильванской газете». «В четверг, — сообщал он, — преподобный мистер Уайтфилд начал проповедовать у галереи городского здания суда. Времени было около шести часов вечера, а перед ним на улице стояло около шести тысячи человек, и стояли они в ужасающей тишине». Толпы росли в течение его недельного визита, затем Уайтфилд возвращался в город еще трижды во время одногодичной американской поездки.

Франклин трепетал. Он опубликовал отчеты о проповедях Уайтфилда в сорока пяти еженедельных выпусках «Газеты» и восемь раз посвятил главную страницу переизданию его проповедей. Франклин подробно рассказал об этом в автобиографии. Звучавшая в его словах ирония возникла только годами позже.